Взрыв в ночь на Хэллоуин

Размер: миди.

Рейтинг: R.

Жанры: гет, слэш, ангст, фантастика, hurt/ comfort.

Описание: Один неосторожный подарок матери на Хэллоуин приводит к серьёзным ошибкам: Марта Демьянова поставила под угрозу собственную жизнь, взамен тому в истории появился новый человек. Он не должен был рождаться, но родился и стал героем. Посмертно.

Примечание: Описание будущего — исключительно фантазия автора, ни к чему не обязывающая вдохновителей.

I

Человек с видеокамерой

       «Камеру держи, камеру!» — а камера не слушалась, и казалось, что ветер вырывается из-за домов: с таким шумом трясло её.

       Вдали чернела крыша не то завода, не то фабрики с высокой трубой, похожей на ракету. Сквозь стекло цифрового фотоаппарата чувствовалось преддверие жаркой ночи. Тихая полночь превратилась в самую громкую, и не взошла луна, и не появились звёзды. Всё внимание Алины Андреевны приковала труба, пока чей-то голос истошно вопил:

       «Какого?.. — пара непечатных слов резанула слух. Кричала женщина. — Зачем ты взяла его, Марта?

       В клетке в левом углу машины с множеством кнопок мелькнули зелёный хвост и круглая, массивная, точно у слона, пятка.

       «Маме они нравятся» — оправдывался юный голосок.

       «Пингвина и капибару достать было бы легче! Ты хоть понимаешь, что его придётся убить? Что давно сделала за нас эволюция. Но ты ведь у нас самая умная».

       Юная девушка не переставала оправдываться:

       «Мама все уши прожужжала, что они ей нравятся».

       Животное повернулось крупом, и Алина Андреевна разглядела у него спереди зелёный рог. Похоже, не один. От рогов животного, как и от не то трубы, не то вышки, мутило. И то, и другое оставалось непонятным.

       «Он вырастет! — знающе говорила старшая. — Вырастет и станет крупнее слона, крупнее носорога. Куда его девать? В мамину мастерскую? А может, папа, чтобы обследовал, а заодно лечил? Ах да, я забыла, что он потом учился уже на… — Женщина не сказала, о каком таком папе шла речь и посмотрела на наручные часы. — Боже мой, — звук «ж» задрожал на зубах, точно вместо девушки говорило мелкое насекомое. Мизерное, легко воспламеняемое и меняемое временем. — Двадцать две. Через минуту! Снимай же, снимай.

       Камера вновь затряслась. Объектив приблизился к трубе, и теперь чёрные Алинины зрачки расширились от ни с чем не соизмеримого испуга, а в карих глазах отразилась вспышка искр, поднимающих крышу огромной трубы вверх. Сейчас она в самом деле стала похожа на ракету. Пожарище прозвучало неимоверным грохотом, донёсшимся до снимающих. Ядерный гриб поднялся в воздух гибельным красно-жёлтым сиянием.

       «Выклю… — «чай» оказалось съеденным.

       Обоих женщин откинуло назад: в кадре мелькнули их ноги в джинсах и чёрных сапогах, камера задёргалась, словно человек в припадке. Пара кнопок в неизвестной машине загорелись зелёным светом, оповещая о чём-то важном. Но их скромное мигание не могло превзойти пылающего на горизонте блока.

       Резкий, размывчатый кадр был поспешно сохранён вместе со всей видеозаписью, которую включила Алина Андреевна. Рядом с ней, округлив глаза, сидел небрежно стриженый мужчина. На клоках его волос выступил пот, и он, пытаясь отойти от увиденного, зажмурился и потёр обеими руками сначала глазницы, потом переносицу. Он сомкнул руки в замок и сказал, сам испугавшись дрожащего голоса:

       — Это наша атомная станция. Но само видео поддельное. Злая шутка моих работодателей. Всё в порядке! Понимаете?

       — Нет, — машинально ответила Алина.

       Познакомились они всего полчаса назад. Девочка ростом от горшка два вершка, с хрюшиным носиком, с карими глазами («Как у мужчины. Это мужской — карий цвет» — говорил ей друг не из сексизма, а поддержки и комплимента ради) да на коротких ножках открыла дверь незнакомцу. Поколебалась, как подобает осторожной, пару минут, затем открыла и так с порога ему:

       — Сорокина Алина Андреевна!

       Как скажет что смешное. И так всю жизнь. Никогда не списывала и считала списывание делом невыгодным да сложнее, чем выучить предмет. А тут преподаватель разрешил — так почему нет? Выходит из кабинета и: «Списала… не то». Все гогочут. Она: «Да не ржите!» И смех снова. Как объяснить ребятам, что списала-то правильно, но из другого источника, а там информации кот наплакал.

       Или не знает, как ответить однокурснице: «Не дерись со мной» или «Не говори так про меня». Вот и выпаливает: «Не дерись на меня!» Ох как вспоминали ей это «Не дерись», а сейчас проблема сложней:

— Коробов Алексей Николаевич.

Рассказал Коробов такую историю. После поздней встречи с другом шёл по улице, недалеко от станции — а что именно за станция, не говорит, думает, Алина знает, а Алина Андреевна (ей-богу, смешно, когда Андреевна выглядит как пятнадцатилетняя девчонка) внимательно слушает. Видит Коробов бело-рыжий свет, похоже, как со сваркой работают, а шум автомобильный.

— Звук как у «Волги» чёрной! — с неясным Алине, очень сильным восторгом сказал Алексей. — Ко мне подошли те двое. Одна, которая на видео кричала, — Инфинити Гордон. Одета странно, в серебристом. Думаю, заграничная одежда. Сейчас ведь все на США смотрят. С ней молодая, представилась Мартой… эм-м… щас… Марта Демьянова.

— Демьянова? — удивилась Алина.

— Вы её знаете? Она очень высокая и худая, с выступающими лопатками. Симпатичная, как «блондинка за углом». Напоминает Догилеву.

Алина нахмурила лоб, силясь вспомнить.

— Не знаю такую. Просто однофамилица одного человека. У него, Ромки, сестра Кристина есть, но тёмненькая. Под ваше описание не подходит. А какую работу они вам обещали?

— Я сам ещё толком не понял. Предложили хорошие деньги, а я простой слесарь. В последнее время только и хватает, что на квас и воду с сиропом. Сказали, я должен хоть немного знать историю, и понадобится много путешествовать, ведя наблюдения.

Коробов рассказал об аварии, которая случилась в автомобиле.

— Мы находились на фоне станции. С ней не произошло ничего такого, что на видео. Мы отъехали, остановились, а затем Инфинити Гордон стала нажимать кнопки. В машине что-то запищало, женщины заволновались. Нас всех откинуло назад. Я потерял сознание, женщины тоже. Но потом мы пришли в себя. И они попросили меня прийти к вам! Они знали, что вы дома сами, хотя живёте с мамой.

Алина насторожилась и пыталась мысленно переварить все события с бесконечными «я» и «мы». Девушке не хотелось, чтобы её во что-либо втягивали, и вот уже она представляла, как влезает в долги, прощается с квартирой и жизнью. Вот только Алексей Николаевич вызывал спокойствие и приятную ностальгию, не раскрывающуюся в полной мере от нахлынувших проблем.

— Странно. Откуда эти люди знают меня? Я их не знаю совсем, — Алина начала оправдываться, как делала это часто, даже когда не была ни в чём виновата.

— Они настаивают, чтобы вы пошли со мной.

— Извините, — заволновалась Алина, — я не могу. Уже поздно.

Алексей Николаевич сказал то, от чего Алина медленно сложила руки на коленях и захлопала невинными глазами.

— Вы до сих пор скучаете по лагерным ребятам, хотя прошло уже десять лет. Вам чаще всего снятся школа и метро, по этим снам вы пишете рассказы ужасов. Вы любили человека, который сейчас остаётся вашим другом, и любите уже другого, но у вас проблемы в отношениях, а он и вовсе считает, что отношений нет. Вы хотите найти человека по имени Константин.

Алина раскрыла рот, и нижняя губа тут же обветрилась. Про лагерь-то она рассказывала, даже трепала. Про сны о школе и метро тоже не секрет. О любви же она наболтала столько, что разве глухой не услышит. Но как?..

— Откуда вы всё это знаете?

— Это велела передать Марта Демьянова.

Никто, кроме как в семье, не знал об отце Алины — Константине Вишневском. Дабы не вспоминать о том, что Алину зачал наркоман, пьяница, бездельник и вор, девушке мама дала отчество Андреевна, а не Константиновна. Только имя, фамилию и посёлок знала Алина, и вот в двадцать один год она мечтала его найти, не зная даже, жив ли он вообще. Ведь мужчина был старше матери лет на двадцать, но врал, что старше лишь на десять. То есть он был шестидесятилетним стариком.

Было решено пойти к машине, находящейся неподалёку, и поговорить с Инфинити и Мартой. Потом, подумала Алина, обязательно надо как можно скорее расстаться с ними и с этим Коробовым. Человек он приятный, но странный, а ещё смотрит на цифровой фотоаппарат и говорит, что таких нигде не видел.

Лающая до того Фаня (друг Алины называл её метисом, а Алина спорила, что это спаниэль, «почти чистокровный, мама так сказала») успокоилась, но теперь драла лапами дверь. Серый кот Муся укоризненно смотрел на хозяйку: «Вы потеряли Рудди, моего младшего брата, теперь ставите под угрозу собственные жизни. Ну куда ты, Алина, идёшь с незнакомым человеком?»

— Подождите минуточку!

Алина направилась в комнату с компьютером и интернетом — предупредить лучшего друга.

— Что это? — удивлённо спросил застывший в дверях Коробов.

— Что именно?

— Ну этот… телевизор. Я думал, что это телевизор, но вы включаете его как-то особенно, с гудением.

— Это компьютер, — Алина усмехнулась.

— Я думал, компьютерами пользуются только на уроках информатики. Хотя вот какая штука: компьютеров-то особо нет, я удивлён, что есть у вас, а предмет уже учат. Вам что-то нужно посмотреть?

— Да. Подождите.

Алина махнула рукой, и Коробов без слов понял, что нужно ждать у входной двери.

Алина зашла во «ВКонтакте» и написала лучшему другу Алексу Дракону:

«Иду с мало знакомым человеком (Коробов Алексей Николаевич) по делу, буду на Журавлёвском полуострове. Через один микрорайон от меня.

Если меня долго не будет (то есть если не буду онлайн до двенадцати дня), напиши, пожалуйста, маме, — Алина отправила ссылку на её страницу».

Алекс Дракон, как истинный юморист и пошловатый парень, ответил:

«Оу, а он красивый?)»

«Драко! — сейчас было не время шутить. — Высокий брюнет».

«Я уведу его у тебя» — последовал смайл с цветочком.

«Маме напишешь, если что?»

«Напишу, конечно. Иди)»

Знал бы он, что сейчас происходит. «Дракончик» всегда чувствовал, если что-то было не так. Но сейчас, казалось, весь мир воспринимал встречу Алины Сорокиной и Алексея Коробова как должное. Будто ничего и не было необычного в холодную осеннюю ночь.

II

Никодим

Много раз Алина Андреевна оглядывалась. Коробов не собирался делать ей ничего плохого, но Алину всё же трусило от страха и холода. Молчаливые детские площадки одна за другой приветствовали тёмным железом. Алексей Николаевич удивлялся и говорил, что площадки совсем не такие, как в его городе.

— Как-то у вас тут… по-современному. Неприятно современно. Как будто смотришь программу тлетворного запада по чёрно-белому телевизору.

— Мы скоро придём? — не вдалась в его рассуждения девушка.

Алина боялась гулять ночью, хоть её и привлекал воздух, полный свежести, не такой, как на камере после чудовищного, непонятного взрыва. Ночь, «что за странная свобода», полна опасностей.

— Вы знаете этот район лучше меня. Журавлёвка по левую сторону. От троллейбусной конечной недалеко идти.

— Я примерно поняла.

Алексей и Алина шли вдоль дороги, где скоро нужно было переходить. Машин проезжало немного, и никакую из них нельзя было разглядеть: одни лишь фары сверкнут на миг — и исчезнут.

— Мы на той машине в какой-то другой город ехали.

Какой-то сумасшедший! В какой город? Из какого города? Алина вертела головой по сторонам, присматриваясь.

— В каком городе мы сейчас?

— В Харькове, — стараясь не показывать удивление и страх, ответила Алина.

Её маленькие ножки спешили следом за мужчиной, путаясь в траве и колючках. Вместе они перешли на полуостров, откуда тут же повеяло свежестью мутной воды с блёклым отражением нового месяца. Там на носки Алины нацепилась пара колючек. Пришлось останавливаться, чтобы их снять.

Что-то было не так! Алексей Николаевич ответил достаточно спокойно для человека, которого за короткое, нереальное время неизвестные «работодатели» привезли из одного пункта в другой.

— Харьков — хороший город. Я там был с другом, — слово «друг» прозвучало печально. — Сейчас мы видимся с ним редко. Он много работает. Пожарный! — Алексей Николаевич сказал так гордо и даже боготворяще, как про чёрную «Волгу». — Я рад, конечно, вновь оказаться в Харькове, но не при таких обстоятельствах.

— Да уж, — только и смогла сказать Алина. — Извините за вопрос, а сколько вам лет?

Сейчас у неё были проблемы в отношениях с парнем. Они с ним, Ромкой, ещё даже не виделись, просто общались по интернету, но целых четыре года. Он требовал Алину удалить из социальной сети одного друга, того, с кем у них обоих были и радости, и проблемы в общении. Этому другу, Джону, Алина когда-то сказала: «В тебе столько всего!» Плохого сейчас не было ничего — только хорошее. Поэтому удалять она его ни за что не хотела. К тому же, это был её выбор. Выбор, который Ромка не уважал и срывался, хотя в целом писал девушке тёплые и приятные вещи. Поговорить с притягивающим, хоть и довольно странным Алексеем было решением не флирта, а некого душевного спокойствия.

— Двадцать пять. Но, — Алексей посмотрел на наручные часы (старые, такие изготовлял на заводе Алинин дедушка), — скоро будет двадцать шесть. И день рождения у меня как раз двадцать шестого числа.

Если бы Алина сказала то, что думала, и её, и Алексея удивлению не было бы предела. Но она промолчала о том, что скоро Хэллоуин, то есть ночь с тридцать первого октября на первое ноября.

— Морозец такой, — сказал Алексей. — Я ещё в куртке хожу.

— То есть «уже», — тихим голосом поправила его Алина. Оттого Алексей и не обратил внимания на её слова. И видел он в темноте, что деревья голые, кроме приближающихся сосен у воды, но будто не замечал жёлтых листьев. Там, откуда его привезли, была весна. Тяжёлая, вначале юная и зелёная весна, а после — истлевшая, очернённая, опустелая, но не забытая. То, что произошло, нельзя было забыть.

Издали ещё двое пеших заметили фигуры копошащихся у машины, больше похожей на большую коробку с кнопками. Одна из них, как и говорил Алексей, высокая, худая, светлая, что-то поспешно искала, а старшая, тёмная, в серебристом, действительно странном одеянии бранила её.

— Ты с ума сошла?! Где ты могла её потерять? Вспоминай.

— Не знаю! — крича, волновалась Марта. — У мамы с комода взяла, за пазуху положила, а теперь не найду, — её глаза от испуга раскрылись так, что это было заметно издалека. — Кажется, я потеряла её ТАМ.

— Где «там»?

— Напротив четвёртого… — Марта не договорила.

— Ну ты и растяпа! — прокатился голос Инфинити Гордон вдоль воды и стволов сосен. — Ты понимаешь, что это теперь серьёзней улик в преступлениях? Вы засветитесь — и всё. Сенсация на весь мир! Как фотография мужчины в свитере и очках на открытии моста Саус Форк. Ты это понимаешь? А! — Гордон махнула рукой. — Учить тебя и учить. А погрешность знаешь из-за чего возникла?

Марта опустила голову. Она кивнула на клетку.

— Вот-вот. Именно из-за него, скотины зелёной! Конец апреля и конец октября. Это уму непостижимо, как можно так напутать месяцы! И года скачут на твоём циферблате. Я предупреждала тебя, что ТАК далеко ехать не надо, что энергии не хватит, потом выкинет не туда. На работу ты принимать тоже не умеешь. Мы же договорились, чтоб из раннего Совка. А ты? Додумалась и меня убедила, что так лучше. Ещё случайного слесаря взяла.

— А вы, Инфинити, взяли меня на работу не случайно?

Гордон хмыкнула, подняла голову и одёрнула Марту за плечо.

— Это она?

— Да.

К Инфинити и Марте подошли Алина и Алексей. Вместе они сели в машину и приехали к подъезду Алины, долго перед тем убеждая девушку, что им необходимо поговорить у неё дома, а не на улице.

— Не боишься? — загадочно спросила Гордон у Марты. — На бабочку ведь наступаешь…

— Хм, — Марта улыбнулась, подняв уголок губ. Её глаза сияли непередаваемой энергетикой женской гордости и неудержимого интереса к жизни. — Я полирую бабочке крылья. Мы приедем, и я всё скажу: о видеозаписи и… о государстве и городе Алексея.

Когда же все четверо пришли, понадобилось время усмирить собаку, отписаться Алексу Дракону, что всё хорошо, и приготовить чай.

— Кто вы такие? — этим вопросом одновременно задались и Алексей, и Алина.

— Подождите, что это? Э! — закричал в испуге Алексей и протянул руку, неосознанно попытавшись забрать вещь, которую Марта достала из кармана.

— Это смартфон просто, — сказала Алина.

— Какой смартфон?

— Ну, телефон мобильный. Почти.

Алексей вздохнул:

— Что такое телефон, я знаю. А мобильный? — мужчина пригляделся к покрытию. — Он что, без провода работает?

Марта только набрала воздуха в рот и собралась говорить, положив смартфон обратно в карман, как в клетке, перенесённой из машины, зашевелилось что-то зелёное. Да это же то самое животное, что на видео!

— Не говори ничего, пусть увидят сами, — сказала Инфинити Гордон.

Алина подошла к клетке, а Марта указала на другую клетку, с морской свинкой Капитолиной, которая жила у девушки. На клетке стояла пластмассовая форма из-под торта, в ней — трава.

— Травы, которую ей он, уже давно нет. Но, думаю, он будет и такую.

В самом деле, животное охотно приняло угощение Алины и зачавкало. Зелёный, с кожей и ногами, будто у слона, и с глазами, чем-то похожие на глаза ящерицы. Необычный зверь, подумала Алина, но поняла, кто он, когда полностью разглядела его морду.

Нет, он был не игрушечным, а самым настоящим. Он дышал, он жил, вопреки эволюции и здравому смыслу.

Этот зелёный с тремя рогами, соединёнными, будто перепонками, был трицератопсом.

— Его зовут Никодим, — сказала Марта. — «Трицератопс Никодим намекает на интим».

III

Неугасимое пламя

В доработанной, бежевого цвета «Волге» никто и не подозревал устройство «Делориана», как в фильме Стивена Спилберга. Его премьера состоялась всего год назад, и каждый школьник с восторгом говорил о «Назад в будущее». Мимо «Волги», ничего не заподозрив, прошёл и Коробов.

Алексей, любуясь широкими, выглаженными мужскими брюками, то там, то там мелькающими серыми и чёрными пиджаками, вслушивался в звенящие весенние мелодии. Воедино звучали из завешанных бельём окон Наталья Королёва и Лев Лещенко; город звучал щебетанием птиц, улыбчивыми, заботливыми, ответственными людьми. Вдали работала станция, а в парке уже запускали жёлтое колесо обозрения, до его первого мая — официального, так и не состоявшегося открытия.

Стояло двадцать четвёртое апреля, и никто не знал, что через два произойдёт необратимое, и вместо Королёвой и Лещенко будет звучать уже другая песня, группы «Танцы минус»: «Город был, остался дым, город просто погас, город просто погас и остался лишь он, запах тела твоего, тела твоего звон».

Ясным, столь приятным видением впереди стоял мужчина с книгой по физике. Ожидая Коробова, он то посматривал на часы, то глазел по сторонам, задерживая взгляд на случайных прохожих, машинах и зелени, то читал. Второй день не давала покоя простая тема о законах Ньютона. Мужчина по имени Волков Сергей Артёмович мечтал углублённо изучить физику и химию, чтобы в дальнейшем помогать студентам, в том числе соседке Алле Стрелец, недавно поступившей в институт. Законы Ньютона влекли Волкова так же, как опасная и трудная служба в пожарной части. Но никакая пожарная машина с раздвижной лестницей и шлангом спасительной воды, никакие в мире физические законы не могли затмить преступное влечение к мужчине.

Волков, узнав Коробова ещё издалека, поспешно спрятал книгу. От волнения он даже небрежно захлопнул желтоватые страницы. Для всех Коробов приветствовал Волкова рукопожатием, а для самого себя он коснулся потной кожей ладони шероховатой, с белёсыми крупинками сухой старой кожи руки возлюбленного. Раньше «таким» надо было прятаться, раньше «таких» лечили; сейчас тоже не всегда одобряли, зато давали больше свободы.

— При Мише-то хорошо жить! — сказал Сергей, и Алексей не исправил его. К чему разговоры о дефицитных продуктах, о не всегда приятных людях, которые жили до Союза, живут и будут жить сейчас? Алексей понимал, что имел в виду его пожарный, который не мог потушить единственный пожар — в его душе. При «Горбатом» никто бы уже не убил, не «опустил» таких, как они.

— Хорошо-о-о, — с нескрываемым счастьем согласился Алексей, и солнечный блек, прорвавшись сквозь листву, отразился в его глазах. — Прекрасный город! Мне бы хотелось, чтобы он навсегда остался таким. Улыбчивый народ, высокие деревья, бежевые и чёрные «Волги», «Москвичи», «Запорожцы».

Алексей приятно жмурился, наслаждаясь минутами прогулок по городу, минутами прикосновений к Сергею и шутками про большой шланг, стреляющий вовсе не водой. Обогнув две улицы, мужчины пришли к дому Сергея.

— Алла в институте, — разуваясь и сверкая бордовыми носками, сказал Сергей о соседке из коммунальной квартиры.

Каждым простым движением Сергея — наклонами, нежными пальцами на выключателе, тихими кряхтениях в коридоре — Алексей наслаждался, как он сам выражался, эстетически. Он любил, когда Волков, его Волчонок, заваривал на общей кухне чай и нёс его, подавая с лимоном. Эта квартира, в прошлом такая солнечная, сама, как лимон, будет помнить запретные объятия спустя двадцать девять лет, когда будет стоять обшарпанной и забытой. И каждая квартира в том разваливающемся доме будет похожа одна на другую: заброшенная, сырая, неприветливая, как чудовище в страшном фильме. И каждые дома застывшего советского прошлого будут одиноко ютиться в «городе, проклятом богами».

— Завтра нужно на работу, — закрывая от удовольствия глаза и вновь открывая их, смотря на мир как-то иначе — более вдумчиво и ясней, — говорил Сергей.

Голова, свободная от уличных солнечных зайчиков и старательно зачёсанных волос, расслабилась, позволив настырной руке Коробова вплетаться в волосы и с нежной щекоткой вести у линии лба и на затылке. Пожарный лежал на животе, после душа, голый, прикрытый одним полотенцем. Сверху на нём сидел, ухмыляясь, приличный советский гражданин, слесарь Алексей Николаевич. Как подобает приличному, да не в приличной обстановке, Алексей сидел в чём мать родила. Хотя с этим можно было б поспорить: никого не рожают в обтягивающих чёрных трусах.

— Так что же вам починить? — промурлыкал слесарь Алексей, будто маленькую гармонь, собирая кожу на спине пожарного Сергея.

Тот ехидно ответил:

— Краник.

— Он у вас… течёт? Подтекает?

— Пока нет, он стоит. Но, мне кажется, нужно его проверить.

Сергей пошевелился, и Алексей дал ему возможность перевернуться на спину, скинув с себя полотенце. Большая мошонка розовела и коричневела бесстыдными складками. Почти твёрдый член оказался в уверенной, сильной руке Алексея.

— Проверка предстоит длительная и глубокая, — знающе сказал Алексей.

Алексей ласкал член любимого рукой и, дав тому откинуться на подушку, закрыть глаза и наслаждаться, продолжил движение ртом. В его губах оказывалась треугольная, с розово-чёрным маленьким отверстием головка, набухающая и желающая извергнуть пламя. Алексей перебирал яички партнёра, легонько сжимал их и приподнимал, будто в детстве, когда играл с попрыгуном. Вырвавшиеся из груди обоих стоны заставили Алексея снять последний элемент своей одежды и коснуться головкой члена любимого. Два ствола переплелись в особенно приятном бою, где никто не мог кончить плохо.

И старый портрет Ленина, и грозный осуждающий взгляд Сталина, и Аллочкины кассеты для магнитофона, забытые у Алексея, наблюдали за любовью двоих. Мебель вскоре, меньше чем через год, вывезли, заботясь о прибыли, а не о здоровье потенциальных больных раком. От кровати, на которой занимались любовью, остались одни пружины, даже матрас кто-то спёр. На радиационных стенах остался висеть один Сталин как ироничное напоминание о том, что при нём-то ничего не взорвалось и не рухнуло.

Застёгивая пряжку на брюках, Алексей спросил:

— Сегодня тебе на работу не нужно?

— Нет, — ответил Сергей. — Двадцать четвёртого я выходной. У меня работа ночная будет.

— Это какая такая ночная работа? — со сладостью в голосе спросил Алексей.

Сергей не смог скрыть улыбки, но тут же его лицо обрело серьёзность.

— Дежурство в ночь с двадцать пятое на двадцать шестое. Вся наша бравая команда дежурит. Товарищ Кибенок, потомственный пожарный. Мне расти и расти до него! — Сергей представил молодое лицо с грустно опущенными, точно у Пьерро, уголками глаз, и выделяющимися чёрными бровями. — Лёнька Телятников, Игнатенко Василий, Ващук Николай. Шаврей будут: и Леонид, и Иван, и Пётр. Все ребята серьёзные, а мне их серьёзности ещё учиться и учиться.

Сергей и Алексей оделись, вышли на улицу, прошлись мимо окон, где кто-то слушал Пугачёву. Алексей остановился, прислушался:

— Мне показалось, что играет где-то в кустах.

Сергей задумался:

— В самом деле. Приёмник какой-то. Вряд ли плеер.

«Разлук так много на земле и разных су-у-удеб…» — завывал приёмник.

В кустах у бежевой «Волги» замелькали две женских фигуры.

— Выключи! — прошипела одна женщина.

— Это не Средние века, — ответила вторая. — Здесь уже слышали музыку на улице. Тем более я включила старьё, которое у них уже есть. Папина любимая певица, между прочим! А мне расслабиться помогает.

— Ох я тебе расслаблюсь!

Музыка стихла. Волков и Коробов распрощались. Алексей ещё не знал, что расстаётся с любимым навсегда. Ещё более не знал он, что «навсегда» можно было изменить, используя машину, коей на самом деле являлась, на первый взгляд, обычная «Волга».

Заинтересованный диалогом, Коробов подошёл к двум женщинам. Одна из них, светленькая и красивая (насколько мог, Коробов оценил её эстетически, по гордости, по опрятности, по живому лицу и ясным глазам), выронила фотографию.

Коробов поднял фото и успел заметить, что на нём была женщина с коротким, немного свиным, но не отвратным носом, тонкими губами и мудрым, счастливым кареглазым взглядом. Она прижимала к себе светленькую девочку-дошкольницу. Алексей понял, что она дошкольница, не только потому, что на вид ей лет пять, но и потому как она не была одета в коричневое платьице, украшенное белыми лентами, а на шее у неё не сидел галстук.

— Спасибо, — сказала светлая девушка и изучающе посмотрела на Алексея. Она ждала его. Она знала, что он придёт. — Вы случайно не Алексей Коробов?

— Он самый, — удивился мужчина.

— Меня зовут Инфинити Гордон, — сказала женщина постарше, с тёмными волосами в ровной, но будто искусственной чёлке. Не иначе как весь тлетворный запад с его неискренней, наживной рекламой поработал над причёской. — Это моя помощница Марта Демьянова. Нам очень нужно поговорить.

Алексей от волнения почесал затылок.

— Простите, я не совсем понимаю, о чём мы должны поговорить. Вы по поводу слесарных работ? Я ведь сказал, что кран установлю через три-четыре дня. И вы, Марта, согласились. Подождите! Это была Марта Комарова. А вы Демьянова.

— Дело в том, что… Так сразу и не объяснить. Это касается Волкова Сергея Артёмовича. Вы ведь знаете такого?

Коробов насторожился. Гомофобы? Вряд ли.

— Да. Мы друзья, — на всякий случай соврал он.

— Дело в том, что… — Марта с волнением сглотнула. — Сегодня кое-что произойдёт. Погибнет очень много человек.

Инфинити взяла Алексея Николаевича за руку и повела к машине. Он, завороженный странным разговором, тут же подчинился. Там, в «Волге» с зелёным существом в клетке и с числами на дисплее, одним из которых была сегодняшняя дата, Марта показала Алексею обычный атлас по географии.

— Что это? — Алексей перевернул страницу.

— Карта вашего государства.

Коробов в размышлениях сузил брови и пролистал несколько страниц.

— Здесь только УССР, одна республика.

Демьянова вздохнула:

— Нет, это всё государство. В недалёком будущем СССР прекратит существование. Посмотрите, — она указала внизу страницы на сноски, — здесь написано, что так будет с девяносто первого года.

Алексей, заметно волнуясь, попытался сказать строго:

— Может, сейчас уже и не сталинские времена, но я не позволю вербовать себя. Я патриот своей страны. Откройте сейчас же дверь!

Инфинити Гордон не отпустила его и так же строго сказала:

— Алексей, так получилось, что от вас зависят целых две жизни! Если бы мы имели право, наплевав на эволюцию и естественный ход событий, от нас зависели бы жизни ещё многих людей в ночь с двадцать пятого на двадцать шестого апреля тысяча девятьсот восемьдесят шестого года!

Алексей побледнел. Он не совсем понимал, о чём речь, но видел, насколько необычна ситуация. Коробов согласился слушать Гордон и Демьянову.

Всё кардинально менялось, и восемьдесят шестой год разительно отличался от шестидесятого, когда родился Алексей Николаевич. Да, у него был день рождения двадцать шестого апреля, исполнялось двадцать шесть лет — то, о чём он и сказал Алине Андреевне. Но всё равно ему казалось дикостью, что Союз развалится, ещё большей дикостью — что Марта Демьянова и Инфинити Гордон — путешественницы во времени.

После того, как Алексей с потными и дрожащими руками посмотрел карту две тысячи шестого года печати, Инфинити и Марта показали ему видеозапись взрыва четвёртого блока атомной электростанции.

— Сначала подумают, что это просто пожар. Вызовут пожарных из Припяти.

— Чёрт… Чёрт! Там же Серёжка работает!

Алексей Николаевич глубоко вздохнул, но от такого нельзя было прийти в себя быстро.

— На видео вы, Инфинити, сказали: «Двадцать две. Через минуту!» Что это значит?

— Взрыв. Он произойдёт ночью в час двадцать три. То, что вы видели дальше, — радиоактивное облако. Жителей эвакуируют, но не сразу. И очень многие погибнут.

— И Серёжка… Сергей Артёмович тоже?

— Да, но…

— Потом, Марта, — прервала её Инфинити. — Ваш город опустеет, дома навеки сохранят молчание советского времени. Деревья из зелёных превратятся в чёрные и безжизненные. Колесо обозрения так и не дождётся официального открытия. Ваш город станут называть «проклятым Богами». А жертв последствий аварии по оценкам специалистов будет от пятнадцати до тридцати тысяч. Это не просто авария, Алексей. Это беда, в прямом смысле накрывшая собой большую часть Европы.

Коробов был бледен и совершенно уверен, что на его тёмных волосах появилась седина.

— Вы как-то можете помешать этой аварии?

— Нет. Не можем.

Алексей вскипел:

— Почему, чёрт возьми?! Если погибнет столько людей.

— Потому что всё должно идти своим чередом, — объяснила Инфинити. — Мы никак не сможем исправить того, что случилось. Эволюция, природа, Само Время всегда выше нас. Так получилось, что моя сотрудница, — она указала на Марту, — совершила серьёзную ошибку, желая сделать подарок матери. Дело касается жизни двух человек. Для истории цифра вроде и не большая, но в связи с деятельностью одного человека всё кардинально меняется! Второй же человек — Волков Сергей Артёмович. Нам нужна ваша помощь, иначе…

Инфинити безнадёжно покачала головой.

— Я помогу вам, если это, конечно, в моих силах, — согласился Алексей. — Что я должен делать?

— Устроить один спектакль, — ответила Марта, — перед девушкой, которую я очень и очень хорошо знаю. Но она меня — пока нет. Главное, выманить её из дома так, как мы об этом попросим, привести к нам, а дальше дело за нами.

— Хо-ро-шо, — волнуясь, выдохнул Коробов.

IV

— Папе нравится Прю, а маме — трицератопс

Мини-смартфон продолговатой формы, в народе русском именуемой «пенисом», трезвонил целый день. И по той же негласной русской традиции полуроссиянка, полуукраинка Марта Романовна Демьянова сама себе цитировала Чуковского: «То тюлень позвонит, то олень…» Нет, вообще-то она любила помогать матери, но — увольте — не во время подготовки к Хэллоуину.

— Здравствуйте, — раздалось в телефонной трубке третий раз за день. — Алина Андреевна?

— Добрый день. Алина Андреевна забыла телефон дома. Это её дочь. Что-нибудь передать?

Марта тут же взяла бумагу и ручку записывать.

— Мне нужен чёрно-белый портрет на десятое ноября.

— А4 или А3?

— А3.

— Это пятьсот рублей. Хорошо, я передам.

— Скажите, а можно сейчас заказать картину к Новому году? Чтобы уже в две тысячи сорок восьмом она была у нас с мужем.

— Конечно.

Марта записала все данные и положила телефон. Слава богу, пока никто больше не звонил. Заработок — это прекрасно, но лучше бы мама ничего не забывала.

Стоя в длинном чёрном платье и чёрном парике, Марта вспоминала старый добрый сериал «Зачарованные». Папе нравилась Прю. Да, сейчас уже кого-то из «ведьмочек» не было в живых. Ведь почти середина двадцать первого века, а ещё в начале двадцатых Шеннен Доггерти стала бороться с раком, а Роуз МакГоун попала в аварию, после чего сделала пластическую операцию на лице, и в аварии пострадали её глаза. Сейчас Марта выглядела так же, как Прю в серии про Хэллоуин и путешествие во времени.

Её, Марту Демьянову, из любви к художественным и писательским работам её матери взяла пять лет назад на работу мисс Гордон. Инфинити Гордон родилась в две тысячи пятьсот шестьдесят восьмом году в том же Краснодарском крае, где жила с родителями Марта. На тот момент многие американцы мигрировали в Россию как  в укрепившееся и не хуже их государство. Инфинити оказалась из семьи, где папа был американцем, а мама — русской.

В три тысячи первом году, пройдя до того огромный путь, связанный с наукой, группа русских и американских учёных создала машину времени. Сначала это был огромных размеров прибор. Затем, как всякий компьютер или айфон, машину смогли «скопировать». И теперь она могла стать хоть «Делорианом», хоть той самой бежевой «Волгой», закреплённой за Инфинити Гордон и Мартой Демьяновой. Машина могла перемещать путешественников не только во времени, но и в пространстве. Именно поэтому Коробов так быстро переместился из Припяти восемьдесят шестого в Харьков пятнадцатого.

Марта расставила на столе кушанья, пододвинув салат со свёклой, которую не любил папа, маме. На том же столе оказались белые, розовые и красные свечи. Посередине, огрызаясь, стояла страшная морда из тыквы. В неё Марта тоже поместила свечу, но ещё не зажгла её. И тут…

Ноги Марты подкосились. Неосознанно она посмотрела на подарок маме — настоящего трицератопса, её любимый вид динозавров. Затем взгляд девушки упал на фотографию. Какого же было её удивление, когда она заметила, что фото просто склеено в фотошопе. И её родители порознь в Харькове и Краснодаре.

Тут её осенило!

— Боже мой… Что я наделала? Это всё из-за Никодима. Я не должна была «наступать на бабочку».

Марта позвонила матери и с ужасом услышала просьбу не прикалываться, не смеяться над ней. Гордая и счастливая женщина, успешная писательница, поэтесса, художница, талантливый педагог, оказалась не замужем. Марта создала новую реальность, ту, в которой Роман Демьянов полюбил, но затем бросил Алину Сорокину беременной. Вслед за ней, если ничего не изменить, временной волной пришла бы ещё одна реальность, в которой Марта не сможет действовать просто потому, что она никогда не рождалась.

Нужно было найти переломный момент в прошлом, когда родители были в какой-то крупной ссоре.

— Когда же? Когда же?.. Они столько и ссорились, и мирились, и удаляли страницы, и восстанавливались. Вот, поняла! Две тысячи пятнадцатый год. Осень. Он сказал ей, что они никогда не будут парой, а ещё, по маминым словам, пару умных вещей. До этого она на два дня удаляла страницу, потому что было очень больно слышать эти слова от родного, близкого человека. И удалялась также для того, чтобы в это время заняться собой.

Очень скоро по звонку примчалась Инфинити Гордон. Машина времени была уже при ней.

— Мисс Гордон, — залепетала Марта. — Простите меня, вы предупреждали, что трицератопс…

— Сейчас не об этом! — Гордон была взволнованна. — Я всё знаю, и даже если ты вдруг исчезнешь, как придёт волна новой реальности, смогу исправить ход времени. Твоя жизнь и жизни всех, с кем ты контактировала, будут в безопасности. Но дело не только в этом.

— В чём же ещё?

Инфинити рассказала:

— Наши датчики тщательно отслеживают появление «незапланёрышей», — на «фене» путешественников во времени это означало людей, чьё появление не было запланировано, но возникло из-за выходок сотрудников. — В альтернативной реальности появился Волков Сергей Артёмович. Он будет припятским пожарным, который в реальном, не исправленном времени не только не тушил пожар на ЧАЭС и не был героем, но и вовсе не рождался.

— Что же я наделала? В самом деле всё серьёзно.

— Есть ещё нюанс. Волков — гомосексуалист. Он полюбил некого Коробова Алексея Николаевича. Птица не велика, простой слесарь. Но ты ведь знаешь, что, наступив на маленькую бабочку, можно в будущем поменять Президента с мирного на тирана. В нормальной реальности Коробов — гетеросексуальный мужчина, который женился на студентке Алле Стрелец из той квартиры, которая в изменённом времени коммунальная и делится с Волковым. Нужно изменить это!

Марта подумала и с вызовом сказала:

— Подождите! Нельзя так!

— Кто бы говорил, — Гордон посмотрела на клетку с трицератопсом. — Толерантная, значит? Чувства его жалеешь? А то, что он полюбил Аллу, плохо? С товарищем Волковым он по твоей милости встречается.

— А у Коробова с Аллой дети есть?

— Нет детей. Объект наш не такой, как все. Ни в одной из реальностей детей не завёл. Чайлдфри.

Марта знала, что если нет продолжения рода и влияния детей на всё будущее, то не так страшно изменение во времени.

— Я предлагаю сделать так. Коробов и Волков будут встречаться. Но нужно сделать так, чтобы Коробов отговорил Волкова ехать на ЧАЭС. Пусть они вместе «исчезнут». Мы возьмём их на работу. А чтобы по-настоящему не исчезала я, нужно отправиться к двадцатиоднолетней маме, наладить её отношения с папой. После разобраться с трицератопсом.

— Тогда пойдём. Пока в этой реальности твоя мама не вернулась домой.

Инфинити взяла Марту за руку и потянула к машине.

V

Признания

— Мы с Инфинити разыграли спектакль, нарочно громко разговаривая, когда вы подошли к воде, — призналась Марта. — Коробов Алексей Николаевич посвящён во всё. Но он действительно из прошлого.

Алина рассматривала паспорт гражданина УССР, где было написано, что родился он двадцать шестого апреля тысяча девятьсот шестидесятого года.

— Фотография никуда не исчезала. Она случайно выпала, и мы придумали разговор, чтобы привлечь твоё внимание.

— Привлекли так привлекли! — ошарашено смотрела на каждого Алина, особенно внимательно рассматривая Марту.

Алине не нужно было смотреть в паспорт. Совершенно неважным казалось число — двадцать шестое апреля ДВЕ ТЫСЯЧИ ДВАДЦАТЬ ВТОРОГО года. «И доказательств никаких не требуется» — звучал в голове голос Воланда. Не нужно было ни генетики, ни ДНК. Фигурой стройна и высока, как отец. Нос и губы тоже отцовские. Мамины карие глаза широко распахнутые, смотрящие на мир с интересом, но без наивности. Волосы, как у матери, светлые. Но главным было то, что Алина Андреевна почувствовала ни с чем не спутываемую ответственность матери за ребёнка.

Не важно, какой год на дворе и возможны ли путешествия во времени, ведь ответственность, любовь, забота — понятия не просто круглосуточные, а вечные.

— А мне вот очень интересно, — чтобы успокоить и повеселить Алину, спросила Инфинити, — почему Марта — Марта? Это так созвучно с Марти. У неё с МакФлаем один род занятий, можно сказать.

Развеселить грустную, переживающую за отношения Алину удалось.

— Да нет, просто мне очень нравится фильм «Не могу сказать прощай». Люблю советское кино, — здесь Алина больше обратилась к Коробову. — Светленькую супругу главного героя зовут Марта. Она чересчур прагматична, но волевая, гордая, умеет за себя постоять. Не представляешь, Марта, как я рада, что ты такая! Ты умеешь бороться и побеждать. У тебя нет проблем с лишним весом, с самооценкой. Ты добилась такой необычной, опасной, но интересной работы. Может, я действительно злоупотребляю этим словом, но скажу это. Я люблю тебя. Как дочь. Как человека.

Марта коснулась большим пальцем согнутой в кулаке руки к зубам, а затем подошла к Алине и обняла её.

— Мама, спасибо за тёплые слова. У меня действительно всё с этим хорошо. Но ведь и ты прекрасна! Ты хорошенькая, ты добрая, ты сильная! Я знаю, как сильно ты папу любишь.

Алина вздохнула.

— Со стороны выглядит, будто я питаю иллюзии. Но это не так. Мне очень больно и страшно, потому что я знаю: он меня не любит. Он написал, что мы никогда не будем вместе! Что я в интернете помешалась уже на нём и на Джоне. Он прав. Ведь я даже фантастический рассказ пишу с его прототипом.

— Знаешь, в интернете ты не до конца видишь и чувствуешь человека. Сейчас каждый из вас в чём-то ошибается. Вам нужно увидеться.

— Да не хочет он уже, — Алина вздохнула ещё глубже. На глазах выступили слёзы. — Долго еду. Целых четыре года! Но я каждый, каждый день думаю о том, как заработать. Размещаю объявления, рисую, учу детей.

— И оправдываетесь перед ним? — спросила Инфинити.

— Да.

Инфинити покачала головой, осуждающе округлив глаза.

— В две тысячи сорок седьмом году я знаю совсем другую и очень счастливую женщину. Она стройна, красива и живёт с Романом Демьяновым. Будущее, которого вы так сильно хотите. Но его нельзя добиваться потерей гордости! Пишите, общайтесь, но не заводи ты с ним разговор на тему любви, тем более часто. Это отпугивает.

Марта просверлила Инфинити долгим взглядом.

— На тему любви им как раз придётся пообщаться.

Марта попросила маму отсканировать фотографию.

— Это мы с тобой, — улыбнулась она.

— Но ему эта фотография ничего не скажет.

— Скажет, скажет. Отправь!

       Алина сделала так, как хотела Марта. Ответ получила через три волнительных минуты.

       Роман Демьянов

       «Я просил не писать, пока Джон у тебя в друзьях. И я тебе уже сказал, что мы не пара. Отдохни от своего интернета и ищи себе любовь уже в реале.

Что это?»

       Алина Сорокина

       «Одна фотография»

       Роман Демьянов

       «Это ты! Только какая-то другая. И худая. Ты правда худая сейчас?

Кто это с тобой? И почему в моей комнате?»

       Алина Сорокина

       «Марта Демьянова, наша дочь».

       Роман Демьянов

       «Смешно».

       Алина Сорокина

       «Это не фотошоп. А действительно фото».

       Роман Демьянов

       «Комнату легко такую же сделать».

       — Ничего! — всхлипнула Алина.

       — Мм, — задумалась Марта. — Напиши, что…

       Она шепнула маме пару пикантных подробностей. Алина покраснела.

       — Я знаю несколько его тайн и честно их сохранила, при своей болтливости никому не сказав. Но такое… Кхм…

       — Пиши, пиши. Монитор, в отличии от тебя, не краснеет.

       Уже через десять минут Ромка писал много сообщений в стиле: «Откуда ты всё знаешь?» Начинал он с привычных своих фраз, что «Все предатели» и «Кто тебе разболтал? Из вас там никто ничего не хранит. Идиоты!» А затем поверил.

       Поверил, как и в то, что по-настоящему чувствовала к нему Алина.

       Марта, Инфинити, Алексей Коробов и Алина Сорокина решили использовать машину времени как телепортирующее устройство.

       — Ну что, — сказала Марта, — «Харьков — Краснодар»?

       — Ромка… — погрузилась в мечты Алина.

VI

Краснодар, октябрьская ночь 2015-го года

       — В две тысячи пятнадцатом такая сложная техника, — сказал Коробов, но волновало его совсем другое.

       Он откинулся на сидение «Волги» — единственного, что было родным для его времени.

       — С вами всё в порядке? — заботливо спросила Марта. Она чувствовала вину перед Коробовым, Волковым и перед своей начальницей.

       — Нет, — взволнованно-иронично ответил Алексей Николаевич. — Всё хорошо. Я каждый день смотрю на карту две тысячи шестого года и узнаю, что моего государства больше нет. Что одна республика — это и есть всё государство. Я каждый день узнаю о предстоящей гибели родного человека! И смотрю фотографии по компьютеру с вашим интер… как там?.. интернетом, наблюдая за городом, в котором живу, который цветёт, но на фото он покинутый и почерневший.

       — А в остальном, прекрасная Маркиза… — попыталась пошутить Алина. — А мне нравится ваше время, Алексей Николаевич.

       — Мама, не тупи, а, — сказала Марта. — Во всех временах есть свои недостатки.

       — Я не глупая.

       Марта закатила глаза. Мол, так всегда. Спорит вместо того, чтобы в самом деле показать мудрость. А Алина продолжила доказывать:

       — Знаю я про недостатки. Хотя бы этот взрыв — мягко говоря, недостаток. Ну и так, по мелочам. Я, например, коричневую форму ненавижу. Дети как инкубаторские. А дефицитные продукты… Но я люблю, Алексей Николаевич, кино и музыку вашего времени. Сейчас тоже снимают и поют много неплохого, но некоторым так и хочется сказать: «Дай бог им лучше вашего сыграть».

       — А Людмила Гурченко в две тысячи пятнадцатом жива? — спросил Алексей Николаевич.

       Алина промолчала, опустив голову.

       — Понятно, — с болью сказал Коробов.

       — Поехали! — Инфинити Гордон приказала всем приготовиться.

       Телепортация оказалась утомительной. Голова у Алины закружилась. Перед глазами она видела то, каким представляла действие ЛСД, слава богу, не зная, что оно такое, по-настоящему. Деревья, машины, фонари, крыши зданий и редко гуляющие ночью люди, будто текстуры в компьютерной игре, смешались. Алина почувствовала дрожь в руках и мелкую судорогу по всему телу, а затем ей начало казаться, будто ноги и руки ей кто-то отрубил, будто висят они в воздухе, отдельно от тела, но нет боли — есть лишь непонятный страх. В ушах зазвенело, и вдруг всё прошло.

       Машина резко качнулась, будто остановившийся поезд. Перед глазами перестало плыть, и Алина поняла, что находится на Красной улице в Краснодаре. Прямо перед ней находился рыжеватый дом, в котором жил Ромка Демьянов вместе с мамой и бабушкой. Сестра Кристина с мужем и детьми жила отдельно.

       — Это… тот самый адрес. Я его записала и очень хочу отправить письмо.

       — Всё гораздо проще. И не надо четыре года копить деньги на поездку.

       — Нет, надо, — сказала Алина, не различив некую колкость и побуждение к действию в голосе дочери.

       Марта тихонько постучала в дверь, до того разглядев фигуру отца в комнате.

       — Не спит, — обрадовалась Марта, на цыпочках стоя у окна. — Обычно ты у нас, — обратилась она к маме, — фрик. Полуночница, рисуешь да пишешь.

       Маму и бабушку удалось не разбудить. Ромка открыл дверь и ошарашено смотрел на всех четырёх, больше всего разглядывая Алину.

       — Ты… ты приехала? Как… так быстро?

       — Это очень долгая история. Но сюда мы телепортировались. Меньше десяти минут назад я была в Харькове.

       — Папа, ты только не волнуйся. Папа!

       Парня пришлось привести в чувства, усадив на диван. Говорили все тихо, чтобы не разбудить родителей. Марта долго рассказывала, в чём дело, не упустив ни одной детали. В конце она спросила:

       — Что ты так на меня смотришь?

       — На маму похожа. Глаза тоже карие, лицо такое же добродушное. Марта… Я вообще-то мечтал о Рите.

       — Набор букв тот же самый! —  сказала Алина. — «Р» и «Т». А если Маргарита, так там и «М» есть, как в имени Марта.

       — А ещё мечтал не сейчас. Но…

       Марта открыла сумочку и достала оттуда паспорт.

       — Конечно, не сейчас. Мама не стала бы так спешить, даже если тебе кажется иначе. Внимательно посмотри на дату.

       — Двадцать второй год? Это, выходит, через семь лет.

       — Да. Маме будет двадцать восемь. Тебе двадцать семь. Инфинити, Алексей Николаевич, давайте мы подождём за дверью. Через десять минут, мама, мы ждём.

       — А зачем выходить? — спросила Гордон.

       — Надо проверить машину.

       — С ней всё в порядке.

       — Надо. Проверить. Машину, — подмигнула Марта и подтолкнула женщину из бог-знает-какого и мужчину из восемьдесят шестого к выходу.

       Алина осталась наедине с Романом. Он коснулся её руки, маленькой и светлой. Его кожа была чуть краснее.

       — Как ты и говорил, — улыбнулась Алина. — Холодные руки. А я писала о том, как хотела бы их согреть. Руки у тебя обалденные. Особенно видно на видео вашего спектакля.

       — А ещё ты доставала меня, — шутливо-укоризненно сказал Роман, — вопросами, хочу ли я тебя поцеловать.

       — И каждый раз ты одинаково отвечал: «Да». А сейчас?

       Роман ответил без слов. Он притянул к себе Алину, девушку, которая не стала ещё такой известной писательницей и художницей, какой двадцать пять лет знала её Марта, но одинаково горячо любила его во все времена. Её спрашивали: «Ты что, правда влюбилась?», намекая и прямо говоря, что это всего лишь вирт, что она дура и лучше бы искала кого-то в реальности. Именно этого Алине и хотелось: увидеть Ромку в реальности, не вечность сидеть в интернете. И сейчас мечта сбылась. Девушка чувствовала, как её холодные от ночи колени, ноги, час назад идущие вдоль реки в Харькове, касались тёплых ног Романа, скрытых джинсами. Ночник благолепной тенью падал на лицо и плечо возлюбленного, другую его сторону скрывая, и этим Ромка напоминал Луну. Красивую, недоступную Луну, которую удалось увидеть, примчавшись на космической скорости.

       Ромка целовал Алину, а она не могла насладиться его губами и нежностью. Она целовала человека, который буквально вчера прислал ей картинку со словами, что если человек говорит, что скучает, но не приезжает и ничего не делает, чтобы приехать, то он вовсе не скучает. Алина ответила, что всё правильно, но обратила внимание на слова: «И ничего не делает, чтобы приехать». Она-то делала! Не постоянно, но работала.

       Алине хотелось сказать: «Я люблю тебя», но впервые она решила не доставать парня бесконечными признаниями и просто обняла его.

       Ромка пахнул гелем для душа, приятной синтетикой его чёрной футболки с изображением Софии Ротару, кремами, которыми пользовался, а ещё своим, неповторимым запахом, таким родным для Алины. Алинины руки ложились на его плечи и спину и с нежностью гладили парня.

       Бывало, Алина хотела Ромку. Ну как без этого, если ты любишь и не асексуалка? И, признавая некую долю высокомерия в себе, чувствовала, что лучше Тани. Эту девушку когда-то так же, во «ВКонтакте», любил Роман. Таня каждый день доставала его, предлагая виртуальный секс, чего не позволяла себе Алина при всей подчас кроящейся в ней пошлости. А когда однажды друг Романа спросил, как же Таня относится к Роме, она ответила, что не было ничего хорошего.

       Чего никак не могла сказать Алина!

       С Ромкой не всегда всё было гладко, но в нём было то хорошее, за что девушка его ценила. Он понимал её, а любой девушке понимание нужно в первую очередь, писал нежности и умные вещи. У этих двоих оказалось много общих вкусов.

       Однажды Алина после небольшого спора написала: «И всё-таки я люблю». Ромка в ответ: «Смотрела этот сериал?» Так и разговорились о Верочке, которую играла Татьяна Арнтгольц.

       Сейчас же Алина хотела помочь Ромке собраться, но он сказал, что ничего особого в дорогу брать не нужно, что справится сам. Спустя десять минут он был готов.

       — Мне кажется, ей нравятся Чернобыль и Припять, — сказал Ромка.

       — Это наследственное, — улыбнулась Алина.

       Машина была заведена и готова к перемещению. Но вместо «26. 04. 1986» высветилась совсем другая, катастрофически огромная дата: миллионы лет до нашей эры.

       — Нужно вернуть трицератопса, — сказала Инфинити.

       — А как же Серёжа?! — заволновался Алексей. — Он ведь не родится.

       Инфинити сказала:

       — Трицератопс достаточно долго находится не в своём времени, поэтому реальность кое в чём безвозвратно поменялась. Вы, Алина и Рома, вместе, Марта родится. Но реальность со свадьбой Алексея и Аллы теперь стала альтернативной. В настоящем ему суждено быть с Сергеем.

       — И увидеть, как он погибнет?..

       — Нет, мы вернём трицератопса, а затем отговорим Сергея Артёмовича от вызова, который поступит в Припять.

VII

Мэни? А где же Сид?

       Запищали датчики. Заревел двигатель, берущий на себя мощность целых веков, тысячелетий и миллионов, миллиардов лет. Алина прижалась к Роме, а он взял её за руку. Рядом с ними сидел Алексей Николаевич. Марта управляла машиной времени, а Инфинити следила, всё ли делается, как нужно.

       Машину качнуло, за прочным стеклом замелькали люди. Одинокая девушка двигала локтями назад, шагала задом наперёд, будто механическая кукла, и вот её обратные движения стали так быстры, что она исчезла. На смену девушке пришли вчерашние люди, и все они двигались задом наперёд вместе с вечером, догоняющим день, а за днём последовало утро. Времена суток проносились в сумасшедшем ритме, а затем осень сменилось летом, лето — весной, весна — зимой, а за ней последовала осень две тысячи четырнадцатого года.

       Даты на циферблате быстро-быстро перещёлкивались на более ранние, и за окнами ходили яркие, увлечённые уже модой США, но ещё советские люди. После них появились не вызывающие, со вкусом, опрятные юбки и брюки шестидесятых годов. Затем прогремела война, рушились и восстанавливались здания. Заметно мелькнули ещё одежды начала двадцатого века, а после завертелся такой круговорот времени, что лишь чёрно-белая рябь, как на неработающем телевизоре, давила на стекло.

       Когда же время начало замедляться, Алина заметила, что вокруг растут невиданной красоты высокие деревья, таящие в себе опасность.

       — Люди появятся ещё очень нескоро, — сказала Марта.

       — Сейчас мы выйдем, — инспектировала Гордон, — и никто из вас не должен отходить от меня и Марты ни на шаг. Следите, чтобы случайно не наступить на бабочку, не поломать даже одну травинку.

       Инфинити шла впереди, следом за ней по земле, через миллионы лет изменившуюся от движения тектонических структур и разлагающихся существ и растений, шли Роман и Алина. Ближе к Алине держался Алексей Николаевич, а замыкающей была Марта. В руках она несла клетку с Никодимом.

       — Тс-с, — сказала Инфинити, — хотя все и так молчали. Вы слышите?

       Деревья, огромные, напоминающие джунгли, деревья, притворившиеся единой зелёной тишиной, зазвучали. Раздалось что-то, похожее на мычание, и Алина разглядела массивную, когтистую лапу в ветвях.

       — Мы здесь чужие, — сказала она, поражаясь скрытыми огромными веками глазами взрослого трицератопса.

       — Самка, — сказала Марта. — Я запомнила её по пятнышкам! Они неповторимы, как отпечатки пальцев. И лежит она там же, где лежала.

       Самка насторожилась. Она была похожа на ту, из «Парка Юрского периода», и тоже грустная, но не от болезни, а от того, что у неё забрали дитя. Голоса людей не будут звучать здесь ещё миллионы лет. Животное почувствовало, что что-то идёт не так.

       — Но мне так жаль возвращать его назад.

       — Марта… — начала было Инфинити, но её прервала Алина.

       Она придумала, как убедить дочь оставить трицератопса. Психологический метод, который действовал в прошлом веке и будет действовать и в двадцать первом, и в двадцать втором. Да и в «Скрытых столетиях» Азимова метод бы действовал!

       — Марта, она же мать! Представь, если бы тебя у меня забрали. Вот так взяли бы, в клетку посадили и унесли в чужой дом да в чужое время. Представь, как бы я за тебя переживала. А какого было бы тебе!

       Марта сердито замычала, закатила глаза и поставила клетку. Открыв её, она вытянула напуганного детёныша трицератопса и пустила в кусты, где он, переваливаясь с лапы на лапу, зашагал к матери.

       И тут произошло непоправимое. Быть может, момент отправки трицератопса в его время сыграл новую, злую шутку с Мартой, её родителями, Инфинити и Алексеем Николаевичем.

       Бежевая «Волга» запищала.

       — Нет, нет, нет! — закричала Марта.

       — Бежим. Живо! — скомандовала Гордон.

       Кнопки нажались сами собой. «Волга» блеснула фарами и начала мелькать, будто мираж в пустыне. Она то появлялась, то исчезала, и с каждым разом всё быстрей, а вокруг машины неестественно быстро менялась высота всё новых трав. Всё напоминало сказку «Двенадцать месяцев», когда за зимой тотчас следовала весна, за весной — лето, за летом — осень, а затем вновь зима.

       Жуткий холод и невыносимый зной ударяли по путешественникам во времени. Их держало в одном месте, будто муравьёв в воде, и выбраться не было никакой возможности. Стадо трицератопсов мелькало перед глазами, за ним появились огонь и чёрная земля, а затем появились какие-то люди. Чем-то похожие на обезьян, заросшие, смуглые, дикие. Их тела, словно текстуры в игре, призрачно прошли сквозь тела путешественников.

       Машина остановилась, и волна времени, держащая всех пятерых, их же и откинула.

       — Могло произойти как с тем учёным, — сказал Ромка, — из «Чернобыля. Зоны Отчуждения».

       — Владимир Добрынин, застрявший в дереве, — сказала Алина.

       — Да.

       Инфинити подняла ладонь.

       — Послушайте все. Нам нужно сейчас… Что это?

       Дикие первобытные люди гнали кого-то к низменности. Там, отметила Марта, что-то похожее на яму.

       Инфинити осталась у машины рядом с Алексеем Николаевичем, придержав мужчину за руку. А взять за руку она могла крепко, по-мужски, так, что однажды в «Time Travel Company» в году три тысячи первом о ней отпустили шутку, что там нужно сжимать член. Тот человек долго ходил с синяком под глазом и больше не шутил.

       Марта, Алина и Роман, следя за тем, чтобы не наступить ни на какое насекомое, в геометрической прогрессии сыграющее историческую роль, побежали туда, где первые на земле люди загоняли огромное животное в яму. Коричневато-охровый, мохнатый великан боялся самодельного, первого на земле оружия, как его потомок станет бояться мышей.

       — Его бы я назвала Мэни! — восхитилась Марта мамонтом.

       Алина же чувствовало, как сердце её дочери, привыкшей к таким приключениям, всё же сильно стучит.

       Вдруг один из первобытных людей повернулся в сторону прятавшихся путешественников, и глаза его широко раскрылись вместо со ртом, выкрикивающим жуткие звуки. Звуки, побуждающие к бою.

       Марта подняла молодых родителей за шиворот и потащила к машине времени.

       — Бегом, бегом! Инфинити, заводи.

       Время начало лететь вперёд с момента, как напротив переднего стекла застыло несколько удивлённых и разъярённых лиц первобытных людей.

VIII

Чёрный властелин

       От локтя и до следа от прививки на левой руке бежали мурашки. Алининого плеча касалась большая рука Романа. Алина повернула голову в сторону парня и просверлила его кареглазым взглядом. Наружу, подпитанные любовью, а потому такие сильные и неоднозначные, лезли обиды.

Совсем недавно Алина говорила с Романом на нейтральные темы, наслаждаясь утренним общением, как вдруг ей пришло сообщение: «Опять намёки «мы». Сразу переключив вкладку, девушка поставила локти на стол и крепко-крепко зажала глазницы. Пребывая в тревоге, она не дышала, а неровно сопела, и страшные мысли лезли ей в голову. «Мы никогда не будем вместе» — вслед за этой фразой мгновенно приходило понимание: всё будет хорошо, а если нет, всё можно пережить, есть друзья, есть творчество, есть замечательные люди, один из которых сможет стать любимым. Сейчас её, Алину, будет просто тошнить от других, но время — хороший доктор. Потом приходил стыд: она любит Романа, и так поступать нельзя.

Тогда Алина ещё не плакала, а была в каком-то странном, неприятном оцепенении.

Алина принадлежала к людям, которые умеют мыслить и при желании да потратив пару лет, смогут написать умную книгу. Только, как дело доходит до реального действия, такие люди «сливаются», забывают свои же наставления, поддаются чувствам. И их, любящих дур, ум никто справедливо не замечает.

       «О чём ты?» — подумала Алина и стала судорожно искать сообщение, где могла бы навязчиво сказать о своих чувствах.

       Оказалось, что на «аск.фм» кто-то написал Роману с ошибками, которых никогда, даже специально не допустила бы грамотная Алина. Среди прочего было: «Я тебя люблю. Я не когда тебя не брошу!» Тот же неизвестный задал ещё три вопроса, один из них о том, что Роман грамотно «видёт» страницу. И хоть Алине было бесконечно грустно, как в стихах малолетних ТП, она всё же нашла место ироничному смеху и сочувствию анонимному грамотею.

       — Ненавижу психологию, — сказала Алина. — То, как её неправильно понимают.

       Ромка винил Алину в том, что якобы она писала эти вопросы, что анонимные сообщения на его старой странице, содержащие гадости и мат, тоже её. В обидах, зная, что так неправильно поступать, что остатки гордости так теряются, Алина всё доказывала и доказывала невиновность. Она просила Ромку подумать логически, но всё было против неё. И в конце концов Роман сказал: «Я теперь не думаю, а уверен, что это писала ты».

       Алина ненавидела, что люди следуют единому, самому распространённому варианту и гордо называют себя знатоками психологии. Один её новый друг, Василий, действительно хорошо понимал тонкости психологии, но очень многие знакомые — нет.

Все привыкли, что яростно доказывать — значит, показывать, что виноват. Мало кто задумывался, что так кричать можно от обиды, что не верят правде. Столь же абсурдным Алина считала мнение, будто ярый гомофоб — скрытый гей. Больше всего у неё «бомбило» на мнение, что негативом, оскорблениями от тренеров, осуждающими шутками родителей и поливанием грязью можно добиться от человека больших результатов, чем если позволить ему быть счастливым.

       — Прости меня, — сказал вдруг Ромка и прижал к себе Алину.

       — Если он ещё тебя обидит, узнает, что такое алименты.

       — Марта! — Алина дала понять неуместность шутки.

       — Молчу, молчу.

       Алексей Николаевич Коробов зажмурился, подняв голову вверх. Не уходили мысли о грядущей катастрофе, но на её фоне отчётливо стоял перед глазами образ Волкова. А с Волковым что только перед глазами не стояло.

       — Ребята, — обратился к влюблённым Коробов, — а у вас Хэллоуин скоро, да?

       — Да, — ответила Алина.

       — У нас его толком не отмечают. А вот с Серёжей мы вырезали страшную мордочку в тыкве.

       Алексей сказал что-то ещё, а затем замолчал. Говорить о том, что он вспоминал, в приличном обществе было более чем постыдно.

       Осенью две тысячи восемьдесят пятого Алексей купил «супруге» две помады, отменно пахнущих на весь советский коричневый шкаф, чёрно-седой парик, чёрный костюм и белое одеяние.

       Придя в гости к Сергею, Алексей накрасил тому губы красной помадой, которая неровно легла на левый край. Тогда Алексей бережно промокнул лишнюю помаду салфеткой. Свои губы накрасил розовым. Поцеловавшись, мужчины оставили друг другу розовый оттенок на красном и красный — на розовом.

       Шутливо Алексей надел на голову Сергея парик так, что тот закрыл лицо, а не затылок.

       «Надень нормально!» — сказал Сергей, не разделив такой шутки. Несколько суток назад у него была тяжёлая смена.

       «Сейчас я тебе дам…»

       «Я знаю, что ты мне часто даёшь».

       «Дурак! Костюм дам».

       Мужчины рассмеялись, а потом Сергей, будучи уже в парике, надел обтягивающий чёрный костюм прекрасной западной кройки. Алексей облачился в белое одеяние, играя роль призрака.

       «Ты мой чёрный властелин. Пожарный, вопреки своей профессии, развёдший в моей душе огонь! — чувственно, в то же время играя, говорил Алексей. — Я Кентервильское привидение. Призрак, исполняющий, — Алексей сжал выпирающий горбик на брюках Сергея, — самые, — сдавил сильнее, — запретные, — прошёлся рукой, — желания».

       Кровать напротив шкафа скрипнула. Сергей, расстегнувший ширинку и приспустивший брюки вместе с серыми трусами, повалил Алексея и заставил стоять на четвереньках.

       «Раздвинь ножки, мой призрак».

       Под не больным, но ощутимым ударом о ляжку Алексей покорно раздвинул ноги, с предвкушением чувствуя, как рука любимого ползёт по его ляжке и заднице, поднимая полы белого одеяния. Руки «чёрного властелина» сжали ягодицы пассивного «Каспера», грубо раздвинув их. Красный, как наливное яблоко, стоящий высоко и уверенно, как вышка четвёртого блока, член Сергея вошёл в чувствительный проход.

       Насладив Алексея сладкой, постыдной болью, Сергей позволил своему шлангу то, что никогда бы не потушило огонь, но являлось каким-никаким доказательством. «Доказательство» по первому деланно грубому требованию «призрак» размазал по нежному, девичьему, не сильно накачанному прессу.

       — Алексей Николаевич, вы спите? — раздался Инфинити.

       — А!.. Что?.. А, нет, нет… — Алексей устало и развёл указательный и большой пальцы по разным бровям.

       — Мы приехали в ваш город. В тот день…

IX

«Где дым идёт! Где дым!»

       Сергей Артёмович шёл вдоль зелёной улицы. Ну шёл, что с того? Но никто, кроме путешественников, вышедших из машины, не замечал, насколько улицы, да и весь город зелены. Никто другой, даже сильно любя город, не сходил с ума по тем шумящим молодым деревьям, ведь не видел резкого контраста, сравнивая эти виды с современными фото чёрных деревьев и покинутых зданий.

       Сергея, пока ещё неторопливо идущего на работу, окликнула Инфинити. Пожарный уверено подошёл ко всем пятерым, плохо скрывая удивление их одеждой. С одним возлюбленным он чувствовал себя безопасно и готов был выслушать любого.

       … — Значит, не должен был появляться? — с потом на лбу у тёмных волос, дыша настолько прерывисто, как не дышал и во время любви, спросил Сергей.

— Мы говорим факт из истории, ни в коем случае не дискриминируя вас по вашим… предпочтениям в личной жизни. Но теперь, с возвращением трицератопса, создалась реальность, в которой вы действительно живёте и не являетесь никакой ошибкой. Простите за грубое слово. Вы действительно тушили ЧАЭС…

       — Что?

       Инфинити поняла, что проговорилась раньше времени. Тогда продолжила Марта. Рассказав всё, она увидела, как у «чёрного властелина» лицо стало белее, чем у призрака — настоящего, а не того, которого изображал Алексей.

       Марта Демьянова включила видеозапись, в которой была с Инфинити, а затем ещё одну, в две тысячи пятнадцатом и до него очень известную. Широкие от испуга глаза Сергея всматривались в кадры о четвёртом блоке, а напряжённые уши слышали мужской голос на фоне страшного гудения: «Включи!.. Выше! Держи это место, держи! Держи. Где дым идёт! Где дым!» Сергей сидел ни жив ни мёртв. Сосредоточенно, понимая всю важность видео, он смотрел дальше. «Вы видите редчайшие кадры. Это пятна раскалённой графитовой вкладки. Их высокая температура способствовала сильному восходящему потоку, а с ним из шахты реактора выносились радиоактивные частицы».

       — Это произойдёт сегодня ночью? — только и смог спросить Сергей.

       — Да. Твой вызов, — переживающе ответил Алексей. Он знал, что Сергей сейчас сделает выбор.

       Нельзя было предпринимать фантастических, не совместимых с реальной историей шагов. Вроде того, как в «Чернобыле: Зоне Отчуждения» Павел Вершинин и КГБ-шник Костенко выстрелили во второй реактор, дабы прекратить работы на нём. Что произошло? Вернулся не нужный никому СССР, который не стал бы замечательным государством с карамельным раем.

       — У нас даже практика такая была, — сказала Марта. — Посылают нас в девятьсот двенадцатый в Атлантический океан или одиннадцатое сен… В общем, туда, где произойдёт страшная катастрофа. Наша задача — молчать и ничего не делать, а молча пережить то, как гибнут люди. Экзамен на выносливость и стойкость.

       — Есть же риск, что вы погибнете сами.

       — Ну а как без риска? Но нас забирают за секунды до катастрофы обратно.

       — Что же делать?

       Не к месту высказалась Алина.

       — Я слышала, что нужно пить стронций.

       — Чего?! — осуждая глупость, спросил Роман.

       — Я не так сказала?

       — Ещё как! Пили красное вино, чтобы тот самый стронций вывести из организма. Ты бы ещё сказала, что нужно радиоактивные отходы вентилятором разогнать.

       — Или потушить тот же пожар огнём. Или, как бабочка, помахать крыльями.

       Алина замолчала. Действительно, она сказала неуместную, да ещё и глупость. Сергей ответил насчёт пожара:

       — Это моя обязанность. Мой долг. Я войду в огонь. И, пусть я облучусь, помогу ребятам. Проявлю себя как настоящий мужчина и патриот.

       Сергей обнял и, никого не стесняясь, поцеловал Алексея. Возможно, это был их последний поцелуй.

       … Десять, а вместе с Волковым Сергеем Артёмовичем одиннадцать ликвидаторов вступили в борьбу с огнём. Волкову запретили выдавать какие-либо защитные костюмы или лекарства помимо того, что и так имелось у пожарных. Это страшное, гибельное правило, сказанное Инфинити Гордон, придумала не она, а учёные три тысячи двадцатого года.

       В час тридцать три Виктор Кибенок получил сообщение, о котором лишь намёками говорил Волков. Но по большому счёту намёки не имели никакого значения.

       Произошло всё то, что и должно было произойти. Владимир Правик, смертельно уставший и получивший смертельную дозу радиации, будучи ещё живым, смог выйти из огня. За ним и остальными в защитных костюмах наблюдали путешественники во времени. Правее и ближе к ЧАЭС находилась точно такая же «Волга», такая же машина времени, в которой закончили снимать видео те другие Инфинити и Марта. Затем машина исчезла, как испарилась в воздухе.

       Правик, Кибенок, Телятников, Игнатенко, Ващук, Титенок, Шаврей — все три брата, Лелеченко. Но не выходил из огня Волков Сергей Артёмович.

       Его посчитали погибшим, и даже тела его никто не мог найти.

       Коробов Алексей Николаевич выбежал из машины и рухнул на землю, то силясь не смотреть, то, напротив, глядя в упор пострадавшей станции. Он тогда ещё не залился слезами. Слишком силён был шок от утраты исчезнувшего возлюбленного.

      

XX

Хэллоуин

       — Вы же знаете, я не могу радоваться, — Алексей Николаевич замкнулся в себе, и лишь новая работа спасала его. — Марта, ты говоришь, чтобы я раскладывал в эту стопку отчёты за две тысячи пятьсотые, а в эту — за две тысячи пятьсот десятые, правильно?

       — Да, правильно.

       Алексей поднял голову.

       — О господи…

       Он легко улыбнулся с кареглазой, облачённой в чёрное ведьмочке, и вновь улыбка сошла с его лица.

       — Вам нужно как-то отвлечься. Пойдёмте, у нас действительно весело!

       Алексей Николаевич нехотя пошёл вслед за Мартой и оказался в квартире, откуда доносилась мистическая композиция две тысячи двадцать третьего года. Алина всё норовила включить музыку с десятого «Х-Фактора» (в две тысячи пятнадцатом шёл лишь шестой сезон), но Марта говорила, что это отстой, сейчас такую попсу никто не слушает.

       — А мне нравится твоя… попса, — съязвил зеленоглазый шатен Джон, общий друг родителей Марты. Ярко-красный цвет лампы, будто кровь девственницы, ложился на его костюм.

       — Щас я тебе как дам!

       — Оу… Дай мне. Хотя не надо, — тут же изобразил апатию Джон. — У меня не стоит на детей своих бет-редакторов.

       Инфинити Гордон в серебряном костюме раздавала желейные и шоколадные конфеты, игриво смотря из-под радужной маски. Алексей Николаевич, завидев её маску, тут же вспомнил, что радуга из шести цветов — символ однополой любви. Вспомнил он своего Серёжу и готов был расплакаться в чужом доме, с позором уйти, лишь бы камень с его души упал.

       Алексей слушал весёлые, полные позитива слова родителей Марты, их друга, радовался за их достижения.

       — Мне удалось раскрутить слэш-бук! — сказал Джон. — А ещё купить классный байк. На нём выезжаю на природу.

       — Здорово, — сказала Алина. — На дорогах хоть всё в порядке?

       — Всё хорошо, милая, — Джон назвал Алину милой в шутку. — Роман, а что у тебя?

       — Решил вернуться в театр. Алинка сценарий написала, так мне дали роль по её пьесе.

       — Ну а про меня вы и так всё знаете. «Рукопись жуды» продают так же, как и…

       —... как и роман пизды с геммороем мозга.

       Алина хмыкнула. Джон не любил романов её любимой современной писательницы. Но что поделать? Вкусы у людей разные, выбор — говорить остро или помягче — тоже за ними.

       — А ещё я отредактировала одиннадцать работ на слэш-буке.

       Алексей Николаевич слушал разговоры друзей, в основном весёлые и радостные. И во всём ему чудился Волков, его Волчонок. «Одиннадцать работ» — а он вспоминал стольких же пожарных. О десяти из них написали, десяти из них, хоть и впоследствии погибшим, дали награды. Но о его Волчонке будто позабыл весь мир.

       И не знал Алексей Николаевич, почему так.

       Серёжа его не погиб.

       Едва начав тушить пожар, Волков Сергей Артёмович переместился в неизвестное время. Сама Вечность перенесла его, изначально лишнего для истории, куда-то в нейтральное место. Потом он узнал, что это четыре тысячи шестнадцатый год. Прожив там три года, Сергей нашёл ниточку, ведущую к учёным из «Time Travel Company». Они то и подсказали, как найти Алексея Николаевича.

       — Это я, твой «чёрный властелин». Помнишь?

       — Волчонок…